Под сенью великого Гединейта мало кто спал допоздна, чаще всего вставали еще до первых петухов, особенно после Бирке — когда мороз уже не грыз за щеки да не вынуждал кутаться в десяток одежек. Всяко приятнее встать и походить по первой росе, чем выметаться в ледяную пургу. К тому же на носу была ночь Блатхе — работы было просто завались. Что до нее, что после — нее. Но положа руку на сердце, почти каждый друид мог сказать, что работы после — было куда больше.

На Блатхе и гадали, и знаки разные искали, и дары Фрейе преподносились и, как это всегда было заведено, в дни когда магия была сильна — нитинги ставили. Каждый развлекался кто как мог. Люд побогаче своим образом, а простое кметье — своим.

Девки деревенские ходили на речку, венки кидали в нее, суженого звали. Что характерно суженый находился, чаще всего, правда, только на одну ночь… Ладно, хоть в отличии от континента, на островах, у Гединейта спустя время не скапливались зареванные девицы с твердым намерением скинуть плод, зачатый в майскую ночь. Мальца проще к этому относились тут. Да, и, если семьи (и кланы — что важно), не были во вражде — никто не мешал попробовать родне сторговаться на брак.

С утра всех подмастерьев выгнали кого куда: кого-то услали дособирать травы нужны, кого-то скотиной заниматься, третьи были высланы в обход по лесу, проверить, не появилось ли чего опасного и нет ли нужды опасность отвести от тех, кто придет к дубу.

Старшие остались же решать вопросы чуть большего порядка: кто-то разбирался с делами законными да спорами семейными, кто-то готовил хитрые зелья да спирт настаивал на разнообразных травах, готовясь продавать его, а кто-то вот сидел на лавочке, пыхал трубкой, да думу думал как бы так сложить маршрут свой, чтобы сподручнее всего было по малым островам проехаться да погоду наладить. И не складывался пока что у Фритьофа маршрут — уж больно в разных концах архипелага находились острова которые нужно было ему посетить. Да и как решить чья нужда важнее и больше? У Брокваров, Димунов или вот у Хеймайев? С одной стороны, Димуны могли бы и подождать, а не гнаться за наживой быстрее, а с другой — быстрее успокоятся. У Брокваров по жизни на острове ни беса не было, но опять же не повод и без того не самый приветливый остров — откладывать на потом. Но если смотреть с этой стороны, то северная оконечность Хиндарсфьялла вот уже полторы недели тонула в постоянных ливнях — и с этим нужно было что-то сделать, но если подумать, то не утопит же их там всех, правда? И как решить чью нужду нужно было решить быстрее? Все это вызывало у Фритьофа только приступы жесточайших вздохов.

Ранее туманное утро, однако, решило принести друиду сомнительное счастье. Сначала он решил, что совсем ослаб глазами, когда углядел в дымке упрямо прущего и буквально тащащего за собой под узду коня, лугосовского выкормыша. Фритьоф несколько раз моргнул, однако, никуда не делся ни конь, ни упрямец что его тащил за собой. Представить что сюда могло притащить кого-то из Друммондов, да еще в такую рань (Лугос и его люди даже на должные обряды опаздывали), он даже не смог. Поэтому выбив трубку об край скамейки, на которой сидел, отправился на встречу столь уж внезапному гостю.

С сотни шагов Фритьоф узнал этого парня — это был бывший хозяин Сондре. «И чего тебя нелегкая притащила?» - переживал друид за полуэльфа. Тот после встречи с бывшими владельцами, на Бирке, несколько дней был настолько тих и задумчив, что даже Гремиста проняло это великолепное молчание, ответы не впопад и четыре взрыва в лаборатории. На всю ругань Сондре умудрился отмолчаться или отреагировать тяжелым вздохом, чем едва не довел алхимика до рукоприкладства.

Фритьоф было сунулся узнать, да что случилось на Бирке, да только внятного ответа — так и не получил. Мальчик (а все они были для него мальчиками — молодыми да глупыми, никому из подмастерьев не было больше двадцати лет) не то, чтобы смолчал, просто сказал что не знает как сказать. И снова ушел в себя. И вот это было тревожно. Иные эльфы могли так крепко задуматься, что их находили повесившимися на ближайшем дубу. А тут вот это чудо полукровное, с тяжелой судьбой и взглядом оленя — скормит себя варгам и все разговоры.

- И куда это путь держим, гость незваный? - умение друидов возникать буквально из ниоткуда очень часто служило поводом для шуток и нервного тика — у особенно чувствительных. С годами-то проникаешься природой, начинаешь ее чувствовать куда острее и лучше, чем любой другой человек. - Да еще так рано? Блатхе только через неделю. Или случилось что?

Напрямую сразу не мог Фритьоф обвинить ан Друммонда ни в чем. Да, и, к тому, кажется, вопрос о возвращении Сондре обратно хозяину — не стоял. Уж вроде бы его решили окончательно.

А морда эта, однакось, здесь.

Подпись автора

- Ну, твоя животина, ты за ней и смотри, - Фритьоф пожал плечами, - Дальше к дубу коня-то не тащи. Зверь-то умный и сам идти не хочет, - друид протянул руку к лошадиной морде. Конь потянулся к протянутой ладони, нюхая ее, правда, тут же выдавая недовольный фырк и отвернулся практически сразу же, - Ясно все с твоим конем. Ну, значит, говоришь к ученику, стало быть, пришел? А к какому именно? Тут много подмастерьев. Праздник вот скоро, готовимся. Подмастерья все кто где, - Фритьофу не нравился этот внезапный визит. Друммонды должны были готовиться к набегам, проверять корабли, составлять маршруты, а тут сын, хоть и младший, вырисовался под дубом. - Куда ж тебя сопроводить-направить? Лес-то незнаком тебе — мало ли кто повстречается тебе на пути. А убивать тут никого нельзя, сам понимаешь, священное место.

Понятное дело, что все участники этого разговора прекрасно понимали, что кто к кому и зачем приехал. Слабостью ума Фритьоф определенно не страдал и таковым даже не казался. Да и в голосе то и дело прорезалась ехидца.

- Или заблудишься, потеряешься, ищи тебя вот потом, людей от работы отрывай, а праздник-то скоро. Провалишься в какую-нибудь нору — вот и вытаскивай тебя оттуда. Так дело не пойдет. Да и целом, пока что не до посещений нам тут, - все-таки к ехидце, которая в целом была почти всегда свойственна звучанию друидского голоса, примешивалась еще и насмешка. Не открытая, не так, чтоб можно было счесть за оскорбление, но заметная, на грани — еще чуть-чуть и можно было бы кому-то ухватиться за топор.

«А если он после этого визита и, правда?...» - Сондре и, правда, был слишком задумчивым. Он и так старался всегда больше всех — и не зря, ибо талантлив был. И все же, сейчас он то впадал в странную задумчивость, то наоборот — старался все переделать. Понятное дело, что молодым свойственно терзаться, но Сондре, как эльфский полукровка, терзался от всей широты того куска своей души, что был эльфским.

Можно было бы просто махнуть рукой и сказать, что мальчишка — там вот, пройдешь до той осины, потом повернешь направо и будет там тебе твой бывший раб, но почему-то Фритьоф не смог просто сказать этого. Вот уперлось ему довести друммондовского гостя до Сондре.  Выгнать-то внезапного визитера — не было проблемой. Он совершенно точно не представлял с кем мог поиметь тут проблем и дел. И не таких урезонивали под сенью Гединейта.

Подпись автора

Впрочем, скандалить Фритьоф все равно не собирался — поупрямится-то, оно, конечно, дело верное. Но доводить до открытой ссоры — это было бы излишне. Ему и так все еще припоминали тех свиней на Бирке. Да и сраться с друммондскими было себе дороже. Вряд ли, Лугос бы пришел нервы трепать, но иметь терки с кем-то из хевдингов его припизднутых — не хотелось. От этого было бы больше проблем, чем проку.

- Охолони, мальчик, - Фритьоф все-таки положил руку на голову коня. И тот как-то внезапно присмирел, подуспокоился. - Не забывайся где ты и с кем говоришь. Пойдем, провожу тебя и животину твою дурную, а то все испоганите, если начнете здесь шататься просто так.

Но как же ему не нравилась вся эта ситуация.

**

Сондре встал за пару часов до рассвета. Как раз чтобы успеть утащить небольшой кусок сыра, перекинуться парой слов с несколькими старшими друидами, и виновато положить около двери, что вела в комнату Гремиста, кое-какие ингредиенты и крынку со сметаной (друид-алхимик питал к ней почему-то очень нежную привязанность). Он был рассеян последние несколько дней, руки его пополнились новыми и свежими шрамами — наказание для того, кто упускает что-то из виду занимаясь с алхимией.

Его отправили собирать мандрагору. Задача не самая сложная, если уж честно. Только спина после нее болела отменно - всегда.

- Сондре! - негромкий отклик Фритьофа отвлек полуэльфа от корня мандрагоры в руках. В походке старого ведермакара чувствовалась какая-то нервозность. Сначала Сондре решил, что что-то случилось, а потом следом за друидом из тумана вышла массивная фигура Ульвгара. «Не понял...» - полуэльф растерянно смотрел Фритьофу за спину. - К тебе вот тут…

- Так… на Блатхе же, нет? - этот вопрос был адресован не старому друиду, а Ульвгару. - Мы же на майскую ночь?…

- На майскую ночь?… - Фритьоф перевел взгляд с полуэльфа на ан Друммонда, потом обратно. - То есть он должен был приехать позже?

- Ну, да, - у Сондре дико чесался нос, поэтому он кинув корень в корзину, почесал его наконец-то. - Я поговорю  с ним, ничего же страшного? Гремист все равно не шибко хочет меня видеть, так что… На моей работе здесь его визит никак не скажется. Я все успею к сроку. Ну или он поможет.

- Поможет? - ехидное сомнение окончательно прорезалось в голосе Фритьофа.

- Ну, он-то крепкий, погнет немного спину - не развалится.

Фритьоф только вздохнул в ответ, принимая ответ своего подопечного. Ну, раз, мальчик был рад видеть бывшего хозяина, то видимо они сами как-то тогда, на Бирке, умудрились решить какие-то разногласия между собой. Уж больно… эмоционально они тогда ругались.

- Коня, - друид махнул рукой на ближайшее дерево, - к ветке нижней привяжи. А то Эрик не обрадуется, если твоя конина сожрет с его сада.

Уходил друид — оглядываясь, хотя на сердце все равно было очень сильно не спокойно. Но Сондре выглядел спокойным, кажется, даже радостным. Ну, уж точно его нынешнее состояние отличалась от той меланхолии в которой он находился в последнее время, погруженный в очень долгие размышления.

- А ты, - Сондре, вытирая руки об рубаху, подходил ближе к Ульвгару, - чего так рано? Случилось чего? Я ждал на Блатхе тебя.

Отредактировано Сондре (2022-12-16 08:46:50)

Подпись автора

- А случилось чего? - Сондре снова вытер руки, на этот раз об край своей рубахи. Утро, конечно, было раннее, мальца прохладное, но май был на удивление теплым. - Сколько помню, на Блатхе чаще всего вы уж дома были, с набега-то, - вот только богиня и знала насколько странно и неловко было сейчас стоять и разговаривать, как обычные люди. Полуэльф, конечно, довольно смутно представлял как сейчас нужно вести нить диалога, однако… С чего-то на сердце потеплело глядя на эту рожу: то смурную, то довольную, то снова смурную, - удивительно насколько просто было читать чужие эмоции. Может быть потому что…

Первую неделю, после Бирке-то, Сондре себя корил всем, чем мог. Вот надо же было ляпнуть, мол, приезжай на Блатхе. Весь извелся, Гремиста довел до припадка, думал уже проситься, чтоб отправили совсем уж вглубь леса — лишь бы вот все-таки не встретиться. Вторая неделя прошла чуть проще. Полуэльфу, вроде как, перестала эта идея казаться настолько уж плохой, однако, нашелся повод для страдания — выбранная дата встречи. Ну, Блатхе же, чем только думал? Но при более детальном изучении проблемы, Сондре все-таки пришел к выводу, что по-другому все равно бы не вышло. Стать, так сказать, практикующим друидом-подмастерьем он смог бы только еще через год — и только тогда, с кем-то из старших под боком, смог бы куда-то выходить да как-то общаться с населением. К четвертой неделе с Бирке, Сондре понял, что в общем-то почему-то ждет назначенной встречи, и это открытие озадачило его довольно сильно. Ага, ждет. Встречи. С бывшим хозяином. А по голове-то вроде бы в последнее время не били. Да и сам не ударялся особенно сильно.

Утренний туман начинал выпадать росой на траву и деревья, и хотя до его полного исчезновения было еще достаточно далеко, уже начинало ощущаться пробуждение природы. Заставлять Ульвгара гнуть спину над мандрагорой было бы, наверное, глупо. Это ж не морковка была, с ней нужно было аккуратно да со знанием.

- До ночи тут тебе никто не даст быть. Круг во всю готовится, все нервные, это же Блатхе, там потом восемь дней всякое магическое беснуется во всю силу — приходится урезонивать. Нитингов опять наставят, проклятиями перекроют друг друга — и праздник прошел отлично, - чувство юмора, характерное для друидов, Сондре отрастил себе довольно быстро. При всей любви к природе и стремлению сделать так чтобы люди и всяческие твари находились в гармонии — друиды по большей части своей, здесь, на Скеллиге, были все немного циниками. Когда имеешь постоянно дело с человеческой глупостью — сложно не стать более равнодушным к людским проблемам. Нет, всякое бывало, но в шестисотый раз убирать нитинг с одного и того же человека… И это даже не было шуткой. Это было, правдой: в Боксхольме жили две семьи, которые враждовали меж собой не первый год, и даже не первый десяток лет, и они регулярно на каждый праздник ставили друг на дружку нитинги — каждый раз потом приходя ныть под дуб. Хуже стало когда наследник одной семьи сбежал на континент с младшей дочерью врагов своих семейных. Количество нитингов возросло втрое просто. И хватало друидских урезониваний буквально на пару месяцев — и все по новой. - Пойдем, не буду я тебя заставлять тут спину гнуть. Мандрагора — это не морковка. Тут умение нужно, чтобы вытащить ее.

Сондре махнул рукой, предлагая следовать за собой. Мокрая трава приятно ощущалась под босыми ногами. Полуэльфу нравилась поздняя весна, даже в рабстве — это было самое приятное время года, после лета, конечно. А сейчас она ему нравилась и подавно — все начинало оживать, расцветать — красиво было. Правда, окружающая красота совершенно точно не помогала ведению диалога. Сондре буквально не знал о чем говорить, а молчание — угнетало.

-Как твоя… матушка? - Мать Ульвгара женщиной была своеобразное, конечно, на скромный сондров вкус. Сейчас, оглядываясь назад, наверное, по поведению он мог сравнить ее с медведицей. Она была грозной, яростной, но любящей и преданной больше своему сыну, чем мужу. Иногда, когда случались семейные раздоры, полуэльфу даже казалось, что она в состоянии убить Йолькута, чтобы защитить сына. И, что важно, об этой женщине у него было куда меньше плохих воспоминаний, чем, например, о старшем сыне, Ильгурде. Поэтому вопрос не звучал совсем уж надуманный, заданным только ради того, чтобы разбавить прохладную, туманную тишину.

Подпись автора

- Южнее стало быть пойдете... - спрашивать с чего бы вздергивать Хольфа, Сондре не стал. Честно говоря, он бы там почти всех развесил вдоль дорог на вязах, потому что заслужили. Только говорить этого вслух не стал — тут у них с Ульвгаром была критическая точка не совпадения взглядов на жизнь. Что было южнее Сондре критически не представлял и не хотел даже представлять. Все одно он прекрасно знал, чем все закончится для тех к кому на огонечек завернут воины Лугоса: кровь, крики, слезы, смерть, разбитые семьи, искалеченные жизни и прочая, прочая, прочая, - сам прошел через это все. Не скривился от одной мысли об этом — только потому что привык. Хозяин жил набегами — Сондре тоже привык ими жить. Не в плане быть там же, просто равнодушно относиться к тому что после каждого набега привозили новых людей (и нелюдей).

- А… - этот вопрос, конечно, вырвался внезапно, но не спросить полуэльф не мог. - Радмира, она еще жива? - рабов у Друммондов шпыняли даже слуги, хотя стояли-то всего на одну ступеньку выше. Радмира заведовала кухней, была дородной бабой, с тяжелой теплой рукой и удивительно добрым сердцем. Почем зря двойняшек, ежели они с ней пересекались, на кухонных работах, не гоняла. Иногда могла выделить чуть большую краюшку хлеба, иногда дать не ледяной бульон. Бывало, конечно, прикрикнуть могла или отвесить затрещину, но в основном по делу, если уж говорить прямо до откровенно. Сейчас Сондре было забавно понимать, что она куда больше берегла Рагну, чем его — и все же вспоминать об этой женщине было приятно. Полуэльф спросил про нее только потому что она в последние полтора года его пребывания у Друммондов постоянно жаловалась на то, что ходить ей тяжко, что ноги не держат и что, наверное, скоро надлежит ей деток своих обнять — ни одно ее дитя не дожило до двадцатой зимы. Может, из-за этого она так была добра к тощим двойняшкам, у которых непонятно как душа в теле держится. Сондре спрашивал так не уверенно, потому что не знал насколько хорошо Ульвгар помнил обслугу, что вертелась всегда у его семьи под ногами.

Ноги сами куда-то вели полуэльфа, он только достаточно условно представлял направление. Пока они шли — никто им не встречался, все были слишком заняты подготовкой, это только он тут один прохлаждался. Сондре вообще подозревал, что на мандрагору его сегодня отправили только потому что на грядке не возможно ни взорваться, ни обжечься, ни убиться толком. Хотя вот тут полуэльф не был согласен со старшими. Ежели очень сильно хочется помереть, то способ всегда можно найти. Например, нажраться той же сырой мандрагоры.

Проблема просто была в другом — это не был вопрос жизни и смерти. Это был вопрос, что ли, какого-то познания себя? Ну, то есть если прикрыть один глаз совсем, а второй прищурить, то в целом, даже в рабстве с Ульвгаром было комфортно, правда, это ощущение намертво забивалось страхом. Или не забивалось? Разобраться бы в этом, а не в том с чего все решили, что он с собой что-то сделает? Нет, конечно, всякие истории Сондре слышал про эльфов, но… Тут сразу вспоминалась мать. Хрупкая, маленькая, с мягкими руками, ласковым голосом — жизнь была к ней несправедлива и сурова, а она — не сломалась и ничего бы с ней, наверное, не случилось, ежели бы не налет. Полуэльф ничего не знал про свою семью — полностью был от нее оторван. По сути, сейчас самый близкий ему человек находился рядом с ним. И вот это не давало покоя, на самом-то деле.

Туман стелился под ноги, оседая на щиколотках каплями. Где-то в отдалении ухали совы, предвещая скорый восход солнца.

Подпись автора

Вот по хорошему бы, конечно, осадить бы сейчас Ульвгара, мол, чего это ты тут голос повышаешь, кто тебе право такое давал, только… Нужно было бы, да только не смоглось. Сондре остановившись, повернулся к нему лицом, да внимательным взглядом уставился. И с одной бы стороны, вот век бы эту рожу больше никогда в своей жизни не видеть, а с другой — нет. У друидов быт простой, жизнь в целом достаточно простая, природная, и вот эти сложные эмоции, которые одним фактом своего присутствия на расстоянии вытянутой руки выжимал из него Ульвгар — очень беспокоили. Уж больно они полярные были. «Вот помру от разрыва сердца и будешь знать», - мысленно тюкнул по маковке своего собеседника полуэльф. В реальности бы такой фокус не получился, к сожалению. Разница в росте может быть и не была такой ужасающе трагической, а вот в физической силе — да. Ну и в общем состоянии тела. Рабство никогда никому не шло на пользу, ходили слухи, что оно несколько смертельно.

- Кто кого еще третирует, - наконец-то ответил Сондре, отводя свой взгляд от чужого лица. - Надысь такой взрыв устроил, что чуть по шее не огреб. Гремист все еще сильно злится, я ему с утра под дверью крынку со сметаной оставил, авось подобреет, - полуэльф не совсем понимал, что ему рассказывать о себе-то? В сути-то, если так смотреть, то и рассказывать нечего было. Быт любого подмастерья везде был одинаков: «Принеси, подай, замешай, отойди, не мешай, ПОЧЕМУ ВЗОРВАЛОСЬ?!», - всякое обучение было связано с этим. Что-то проще давалось, что-то сложнее. - Он так-то мужик не злобный, просто… тяжелый на характер да на язык несдержан, - на старших и, правда, было бы грешно жаловаться. - А Фритьоф просто вашего брата не шибко жалует. Были у него, говорят, какие-то терки с Лугосом, но тут всегда все без подробностей — не принято сор из избы выносить. Сам понимаешь, друиды много чего знают, много где бывают, если начнут говорить, половина островов не отмоется вовек, - они почти дошли до места, где росли небольшие деревца ирги. Сейчас они были уже во всю укрыты белым цветом — весна была ранняя, теплая и все живое ей радовалось. До сбора ягод было еще далеко, так что там можно было спокойно поговорить — никто бы не стал отвлекать. - А так… Нет, не третируют. Бывает сложно, но какое учение бывает совсем уж легким-то? Всякое умение наминает тебе бока и оставляет шишки, просто не всегда их видно на шкуре-то, - впрочем, на сондровых руках все было видно: и порезы, и ожоги, и даже укусы (вот уж было обидно, когда белку спас, а она тебя в ответ куснула, неблагодарное создание). Полуэльф снова начал двигаться в сторону ирги.

Туман медленно расходился, а небо начинало терять ночную глубину. Луна уже давно исчезла с него, словно, боялась быть застигнутой ярким светилом.

Цветы ирги имели такой характерный мягкий, кисло-сладковатый аромат, на взгляд Сондре. Хотя многие говорили, что она ничем совсем не пахнет.

- Через год, - полуэльф остановился с нескольких шагах от деревьев, - смогу уже в люди выходить на работу. Правда, со старшим под боком, но вот уж как есть. Как обычно, с простого все начинать придется, но тоже интересно. Хотя… и волнительно очень. Это здесь все спокойно смотрят на мою смешанную кровь, но … - не сказанное: « Я знаю как оно вне Круга» повисло в воздухе. Слишком уж очевидное было это окончание. И в тоже самое время, сейчас Сондре поделился с Ульвгаром тем, чем ни с кем не делился — этой своей тревогой. Не было в нем уверенности что простые люди спокойно отнесутся ежели к ним придет однажды наполовину ушастый друид. «Лучше бы оба тогда подрезали», - явственно проступило на сондровом лице.

Подпись автора

Чтобы научиться читать Ульвгара как открытую книжку пришлось сначала перестать его бояться до нервного тика. В этом плане, в первый год было совсем уж тяжко, там только одного взгляда светлых глаз хватало, чтоб Сондре хотелось забиться в темный угол и никогда из него не выползать. Мать ульвгарова, обладающая точно такими же невыносимо светлыми глазами, впрочем доводила полуэльфа до нервного тика аж до самого приснопамятного дня друидского визита.

«На морде все у тебя написано», - уж столько лет прошло, а хитрить и как-то ловчить Ульвгар так и не научился — все было по нему видно. Может быть, совсем постороннему и нет, но близко знающему-то… Сондре вот как раз и знал — максимально близко. Ближе уж в природе, будь она не ладна, просто быть не могло. Однако, озвученное предложение прикрыть уши волосами вызвало сначала улыбку, а потом и вовсе смех.

- Ой, Ульве, - имя само легло на язык, просто сорвалось так обыденно просто, - дурной, да? На лице ж моем написано, что человек я только на половину. Мне еще Мышовур сказал, что мне не светит, конечно, эльфского долголетия, но… проживу чутка подольше, если не помру где-нибудь. И выгляжу младше именно из-за этого, - на самом деле он тогда старого друида слушал реально только половиной своего уха, так как целое — застудил, а потому — плохо запомнил, что ему еще рассказывали. Вкратце, все сводилось к тому, что всю жизнь Сондре огребать придется за мать-эльфку.  Огребать не хотелось. Можно было бы сойти за немного местного — имей он хоть какую-то растительность на своем лице, но… Сондре было уже восемнадцать, а кожа пока что оставалась гладкой. На фоне других подмастерьев он и вовсе казался все еще щуплым пятнадцатилетним подростком. Было даже немного обидно, -  Всего волосами не прикроешь, - цокнул он языком да головой мотнул, отгоняя не нужные мысли. - Но это дела совсем уж будущего… Получается, опять набегами будете жить до ранней осени? - говорить просто как люди, вроде бы, пока что получалось. Что еще делают вместе люди? Ну, кроме того что пытаются перегрызть друг другу глотки в погоне за властью, перепить в попойках в погоней за сомнительным алкогольным угаром… Ах, да, точно — праздники. Мозгом даже Сондре сейчас был рад, что на Блатхе ничего не получилось, все-таки майская ночь — вещь такая, интересная… В определенном контексте. - Мы, - от этой привычки он, наверное, никогда не смог бы избавиться. Пусть сестра уже давно была не с ним, но стоило только вспомнить про этот день и тут же вылезало это: «мы». Они всегда так говорили: «мы» - так было уютнее жить в мире, который редко когда был к ним добр, - родились на восемнадцатый день после Блатхе, - люди празднуют не только какие-то священные даты… Мать вот всегда — всех их — поздравляла в тот день, когда они родились. Подарком, конечно, обычно была еда, но какая жизнь — такие и подарки. Вряд ли, в полуголодном детстве было что-то вкуснее свежего, горячего хлеба. - Пока мы, - снова это: «мы», - жили в Цидарисе, мама нас поздравляла в этот день. Невесть чем, но все-таки...Да, не суть, в общем-то… Было бы, здорово увидеть тебя, - прозвучало максимально, наверное, неловко, но нужно же было как-то учиться взаимодействовать с ним вне рамок: «хозяин — раб». К тому же, все шло — нормально, спокойно. Внутри Сондре все же было немного опасений насчет истории, что сейчас происходила. Но чем спокойнее все проходило, тем более хорошей казалась идея — видеть Ульвгара чаще, - На самом деле, к Гединейту можно придти в любое время суток и тебе никогда не откажут ни в помощи, ни в совете. Просто Фритьоф, ну… Знал же откуда меня увел. Он после Бирке все ворчал, что ан Друммондам верить нельзя, сплошь ворье да паразиты… - конец фразы прозвучал совсем тихо. - Ты не бухти на него, Ульве. Он — хороший человек… - Сондре, никогда не знавший своего отца, и сам был очень сильно привязан к тому, кто вытащил его из рабства и в первое время вопросами тиранил только бедного Фритьофа. - Ты, кстати, где коня-то взял? - попытался полуэльф перевести темы. - Ты ж с ними почти никогда не ладил?

Подпись автора

Реплику: «А коня-то все-таки спер!» Сондре сумел не сказать, но толку-то было, она проступила на его лице лукавой улыбкой да чуть отведенным в сторону взглядом.

- Нашел чьего коня взять, - братья жили не так, чтоб дружно. Точнее, вообще не дружно. Кроме них в семье было еще две сестры и, наверное, поэтому только Сигнен взяли третьей женой. Набеги дело такое — иной раз гиблое. Нужен был наследник и про запас, так сказать на всякий случай. И каждый из сыновей чуял эту вот опасность от другого. С другой стороны, Сондре отлично знал, что все же именно Ильгурд и вытащил младшего из моря, когда они возвращались с первого для Ульвгара набега. - Уж лучше с сиреной в десны целоваться, чем с братом твоим дело иметь.

О, с Ильгурдом было сложнее всего. Наследник, любимец отца и девок с трех окрестных деревень. Сам привез малому двойняшек, и сам же пользуясь: «Я ж привез — я могу», не смотря на все слова про подарок, не особенно считался с чужим правом собственности. Видя, что Ульвгар больше расположен к мальчишке-полукровке — гнобил Сондре порой сильнее всех. Полуэльф не мог припомнить, чтобы хоть раз — даже случайная — встреча с Ильгурдом не кончилась, например, затрещиной. Всякий раз, как братья по лету отбывали в набеги, Сондре смиренно просил у местной богини милости и того, чтобы старшего сожрали сирены.

Повисла тишина, но в отличии от прошлого раза — она была вполне себе ничего. Неумолимо рассветало и туман медленно таял, оставляя везде капельки воды: траве, листве, цветах, волосах, одежде. Легкий утренний ветерок, чуть тронул ветви ирги и маленькие белые лепесточки начали свой путь вниз, засыпая собой стоящих рядом людей.

- Конь, наверное, упрямится потому что ему что-то не так. Может, подкова беспокоит или подпруга давит, - Сондре сдул с кончика своего носа белый лепесток. - Тебе-то он вряд ли скажет, давай хоть я узнаю… Хотя, мне он тоже не так, чтобы скажет, - в народе-то, конечно, молва ходила, что друиды умеют говорить с животными. Ну, как говорить? Скорее понимать их эмоциональный фон. Всяк тварь умеет чувствовать боль, страх, радость или вот дискомфорт от слишком тугой утяжки ремня на брюхе. Иной раз, конечно, требовалось много времени, чтобы определить да что не так с этой скотиной, но старшие всегда успокаивали тем, что опыт в этом деле нарабатывается очень быстро — тут главное, чтобы практика была.

Ирга продолжала ронять белые лепестки.

- Приезжай на 18 день после Блатхе, - расстояние между ними в первые сократилось, стало меньше вытянутой руки. - Понятное дело, что скорее всего не сможешь, но… если сможешь — приезжай, - ему на Ульвгара всегда приходилось смотреть снизу вверх. Раньше-то разница в росте была совсем какая-то ужасная. Это в последние два года Сондре чутка вытянулся, подрос, а до этого — совсем уж невысокий был. Почти с сестру ростом — их часто путали со спины. Одинаково тощие, одинаково побитые, вечно рядышком друг с другом — поди пойми, где брат, а где сестра.

«Раньше-то, когда не было всех этих терзаний да метаний, как-то попроще все было», - кольнула сондрово сознание мысль. Это в нем все еще привычка говорила или уже он сам все решил? Обычно бывшие рабы не стремились контактировать со своими хозяевами. А он получается — стремится? Почему? Фрейя, наверное, только и знала.

- Мать мне говорила, - он часто слышал эту песню с порта, упившиеся от безделья и тоски по морю гости в хозяйском доме часто пели ее, - день придет и я буду на драккаре бороздить моря… - еще чаще ее пели, когда из порта Гольмштейна выходили в первый раз в набег. Провожали семьями, стекаясь к берегу — и десятки женских голосов пели эту песню, вслед уплывающим.

Ирга все еще плакала своим цветом.

Подпись автора

- Я знаю, что не сможешь, - браслет холодил кожу, ощущался на руке непривычной тяжестью. Свободной рукой Сондре накрыл чужую, чуть сжав ее пальцами. И посмотрел прямо в светлые глаза. - Спасибо… И приезжай, как получится.

Кто-то бы точно сказал, что все это рабская привычка, которую так просто не изжить, что она будет снова и снова поднимать голову. Возможно, может быть. Только… Может быть так и было только в самом начале? Потом, особенно после того как сестру продали, это был его личный выбор. Это было тяжелое время, честно говоря, Сондре тогда действительно задумывался о том, чтоб… ну, остановить уже все эти муки свои дурацкие — совсем уж мир казался черным, что даже слез не было — не злых, рефлекторных от физической боли. А обычных, душевных — всякую потерю оплакать надо. В чье плечо он беззвучно рыдал, чувствуя себя чуть менее одиноким во всем белом свете?…

Глаза остались точно такими же, светлыми — только уже не пугал их взгляд настолько сильно как — когда-то. Первая встреча, да, первые полгода — это то, что забыть всего сложнее. И все же…

Взгляд Сондре ухватился за лепесточек ирги, который пристал к отрастающему на висках волосу. Подняв руку, что до этого держал поверх чужой, он осторожно снял лепесток, машинально проводя пальцами по линии татуировок. Их наносили после каждого удачного набега. Друммонды не так сильно зависели от грабежа и пиратства, как Димуны, поэтому чтобы иметь большое количество таких отметок — нужно было полжизни провести в набегах. Сондре не всегда понимал как выбирается наносимый рисунок, но видя такие мог примерно, даже еще когда был рабом, представить удачливость воина, успешность его команды.

- С новыми приедешь, да? - Сондре все еще дергало от кланового цвета Друммондов и всей ульгаровой родней и тем, кто с ними был связан — он не желал ничего хорошего, но вот этому… Глядя сейчас на него, Сондре не понимал чем Ульвгар отличается от остальных. По сути-то, наверное, ничем, но если честно смотреть — то отличался. Сдохнет весь клан Друммондов — Сондре не расстроится, но случится что с этим — и сердце сиршево будет болеть.

Волосы у Ульвгара как обычно были растрепаны, сразу видно, было кто три дня коня гнал. Сондре поправил чуть выбившуюся прядь волос, прежде чем убрать руку.

- Только сирен больше не зови покататься на драккаре, ладно?

Отредактировано Сондре (2022-12-16 22:48:06)

Подпись автора

- Не бухти, а, Ульве? Совсем на медведя похож, - оно как-то само вышло. Вроде и почти убрал руку, а вроде как и довел жест до самого конца — да и потянулся снова ею к ульвгарову лицу. На этот раз почесал переносицу чужую, ну, точно, как псину какую-то. - Знаю же, они тебе изрядно насрали в душу, жопокрылые девахи, - было много сомнений, что младший сын Йолькута выживет, но, видимо, он вытянул из принципа, из собственного какого-то невероятного упрямства.

Полуэльф замолк, не зная, что еще сказать, и еще больше не зная зачем сделал то, что сделал. Оно само вышло — и никак не было связано с прошлым. В прошлом-то никогда б себе Сондре не смог бы позволить такого вот… А теперь — мог. И раз мог, значит, делал?

- Я… - да только договорить Сондре не успел. «Ах, ты ж, скотина прожорливая!», - раздалось окрест да громко. Полуэльф аж вздрогнул и руку-то спешно так отвел от чужого лица, даже не успев сделать того движения, что хотел, даже не обозначив его толком. Крик, да и голос в целом, был полуэльфу знаком — это Эрик орал.

- А ты, коня-то, нормально привязал? - Сондре честно пытался скрыть улыбку, которая то и дело сама появлялась у него на губах. - Судя по крику, конь твой — до морковки-таки добрался, - реальность требовала возвращения в рутину обычной друидской жизни. Хотя, Сондре не оставляло ощущение того, что сейчас, вот тут, под иргой, случилось действительно случилось что-то важное. Чужой браслет прокатился по руке, цепляясь за запястье, приятно холодя кожу.

Эрик действительно стоял рядом с конем, который флегматично себе жевал морковку, стоя на приличном расстоянии от того места, где его привязали.

- Сондре, нет, ты видишь, видишь это адское порождение живой природы? Оно сожрало всю, всю морковку, что была промыта и отложена! - Эрик тоже был подмастерьем у друидов. Не имея каких-либо особенных талантов, он обладал совершенным чутьем на растения. Ему нравилось с ними возиться, ухаживать — от того, наверное, руки его всегда взращивали отменный урожай.

- А больше нет? - полуэльф подошел ближе к товарищу, который очевидно находился в некотором отчаянье.

- Да, есть, конечно, но это же снова мыть и чистить… У-у-у, морда конская, - Эрик погрозил коню кулаком, а тот в ответ только флегматично хрустнул последним овощем. - Чтоб жерло твое ненасытное тебя подвело. Еще очень интересно, какой такой умник… - подмастерье запнулся на половине фразы, наконец-то замечая за спиной у Сондре — Ульвгара. В утренних солнечных лучах отчетливо было видать к какому клану принадлежит гость. Эрик вдохнул, выдохнул — сам-то он был их Хеймейев — и заткнулся.

- Я закончу с мандрагорой и помогу тебе, хорошо? - полуэльф ощущал некоторую вину за собой из-за этого проишествия.

- Да… не стоит, справлюсь, - и Эрик поспешно удалился. Все-таки клановая вражда на островах имела огромное значение. Сондре только вздохнул, глядя в спину уходящему товарищу. Когда сжираются плоды трудов твоих скорбных — это грустно.

Полуэльф ухватил коня за узду, и положил руку ему промеж глаз. Опытному друиду, чтобы уловить настроение животного нужного было буквально несколько мгновений — у Сондре же это заняло приличное количество времени. Однако, все одно быстрее чем у многих других.

Если бы эмоцию коня можно было описать, то Сондре бы сказал, что это было больше похоже на дискомфорт от обуви — жмет, давит, настроение портит. Полуэльф, погладив коня по морде, прошелся вдоль его бока. Ну, да, кто-то перетянул подпругу.

- Ослабить бы, подпругу — он тогда спокойнее станет. Это его беспокоило, видимо, всю дорогу сюда. Вы, кстати, за сколько доехали-то?

Подпись автора

- Ну… не так, чтоб сказал… - Сондре вздохнул и тут же попытался объяснить. - Слушай, ну, вот ты же чувствуешь, когда тебе новые сапоги трут или рубаха не так села? Вот он тоже самое чувствует, - полуэльф снова погладил морду коня. Тот в ответ лишь тихо фыркнул и тут же, словно обижался на ульвгаров тычок, ткнулся в сондрово плечо — носом. - Они же все чувствуют и понимают.

Сондре начал ослаблять подругу седельную. Сразу стало видно что животному и дышать стало привольнее и свободнее, и сам конь начал перебирать ногами — очевидно показывая, кто тут молодец и хороший человек, а кто — ворье и сволочь.

- Ну, на обратном пути должен будет вести себя прилично. Ты б… аккуратней с ним — он так-то еще и устал довольно сильно. Ты когда уставший — тоже не особенно добрый бываешь, - вот так и сорвалось с губ. Не: «бывал», а: «бываешь» - новый повод подумать над всем этим. Но как же легко все равно ложились эти слова

- Пойдем, я провожу вас, - солнце уже вовсю выползало на небо, смывая с него окончательно краски ночи. Воздух прогревался, лес оживал и наполнялся шумом и гамом. Мимо начинали оживленно туда-сюда шастать друиды, подмастерья и даже редкие утренние гости. Все они с некоторой опаской обходили стороной Сондре, коня и Ульвгара.

Полуэльф перехватил коня под узду и потянул его за собой, ступая босыми ногами по протоптанной дорожке. Косые взгляды он не любил, а оттого старался и сам уйти подальше, и гостей своих увести. А то знал он Ульве — устроит еще скандал какой из-за косого взгляда. Всякое бывало, право слово.

- Слушай,  - когда отошли чуть подальше, этот вопрос вырвался сам собой. Сондре бы надавать себе по губам за него, да только как-то было бы это глупо, - а чего тебя еще не женили?

Он и сам не знал зачем спросил. Понял только то, что это его больше огорчит, чем порадует, если когда-нибудь таковое случится. На островах ранние браки никогда не были чем-то постыдным — жизнь была суровая, нужно было уметь выживать. И плодится. Возможно, стоило бы сформулировать вопрос как-то иначе. Но он вырвался сам, Сондре даже не успел его толком сформулировать, только осознать его, наверное, некоторую глупость да пойти легким румянцем смущения.

«А то ты причину-то не знаешь?», - внутренний голос иногда обретал ехидцу Фритьофа, а память — бессердечная сволочь — подсовывала воспоминания.

- Забудь, - Сондре махнул руками, словно пытался отменить сказанное. Браслет проехался от запястья к локтю. - Я… - кончик целого острого уха неистово горел красным. - Просто забудь. Я ничего не спрашивал.

Подпись автора

- За...за...замолчи, - руки сами взметнулись вверх, закрывая Ульвгару рот. Ему в прошлом хватало подобной откровенности, которую если уж начать вспоминать, то помереть можно было бы. В определенные моменты Ульве умел начать говорить насколько складно да сладко, что это оседало в сердце, заставляя его биться об ребра сильнее. Другое дело, что потом всегда следом шла суровая реальность. - Пожалуйста.

Уши — горели огнем. И дыхание-то сбилось моментом. Тело-то, оно такое, оно все помнит: и хорошее, и плохое, - вот и сейчас окатило нервной дрожью по спине.

- Я же… - пальцы поверх чужого рта, говорившего всякое откровенно непотребное (еше б, понять с чего бы настолько приятное-то?), очевидно дрожали. «Ох, главное потом про этот разговор не вспоминать — Гремист меня просто удавит, ежели я ему снова колбы побью», - мелькнула паническая мысль. - Ничего… не… говорил.

Да, уж, тут было что вспомнить — им обоим. Но лучше бы не вспоминать. Сондре не был уверен в том что прошлое стоило бы ворошить. Как бы не упрямился Ульвгар, но все-таки, наверное, понимал, что не всегда все происходило совсем по желанию. В памяти корявым осколком все еще сидела та история с алкоголем. Время сгладило ее остроту, но все же она была и напоминала о том, что хозяйскую волю — иногда невозможно было пересилить.

- Я...- полуэльф убрал руки от чужого рта, - знаю, - это не то, что он должен был, наверное, ответить. И, наверное, стоило бы сказать что-то другое. Сколько было во всех этих словах правды? А сколько — нет? Сондре не мог знать. Липкий ком снова встал в горле — но это не было страхом. Просто комком непонятных эмоций.  От него, наверное, тоже ждали какой-то откровенности, но дать ее он не мог.

Он наконец-то смог поднять взгляд на Ульве, посмотреть прямо в глаза. Больше всего хотелось сейчас откреститься от сказанного ранее, отвертеться, сказать: «Нет, не приезжай больше, я так не смогу», а потом до ближайшей речки — и в ней утопить подарок. Истинным ли было это желание, м? «Скажи же согрело сердце? - вкрадчивый шепотом вползло новое чувство. - Ну, скажи же, согрело? Год прошел же, смотри-ка приперся сюда, раньше срока — не забыл, не заменил, что думаешь, ужель в набеги не ходили все это время? Ну, радостно же стало, да?».

Радостно.

И страшно.

Это как пропасть шагнуть, не зная сможешь ли полететь, хватит ли сил. Все что у Сондре было — это прошлое, уж какое было. Проблема была в настоящем: Ульвгар ему больше не хозяин, а сам он — не раб, - а, значит, получается радость от этого всего его собственная. Потому что раньше-то от хозяйского внимания проблем было больше все-таки, особенно со стороны других рабов, которые могли примечать мелкие детальки да весело складывать два и два. Другое дело, что слово раба — ничего никогда не значило. Потому что человеком он и не был — вещью, вот, да.

- Просто… помолчи, - совсем уж просяще.

Подпись автора

- Спасибо, - тихим выдохом, почти неслышно. Внутренняя буря — еще бушевала, но уже стихать начинала. Спонтанные странные открытия в самом себе. Слишком много эмоций. От кого-то из старших он слышал, что все это — ебучее наследие эльфское. Хотелось бы от него как-то избавиться, да только вряд ли бы это было хоть сколько-то возможно.

Шаг вперед вышел сам собой — пальцы сами разжались на узде, что до этого так цепко сжимали. Рука, по которой снова от запястья к локтю прокатился браслет, сама легла на грудь, накрывая место, под которым билось сердце.

- Не дави на меня, ладно, Ульве? Я… все знаю. И все помню, но… - Сондре говорил медленно, осторожно, тщательно подбирая слова. Он сам сейчас распутывал клубок странных чувств и эмоций, которые переживал — снова и снова. И причиной им был — один-единственный человек. Тот что сейчас стоял прямо перед глазами.

- Ты понимаешь, что раньше — иной раз у меня не было никакого выбора? Мне оставляли только его иллюзию, не так ли? - он помнил и кислый вкус того вина, и все что было потом. - Как-то, наверное, не так это работает у свободных людей, да? Мне важно понимать, что… это все мой свободный выбор, а не просто — привычка из прошлого.

Сондре ненадолго замолк, но взгляда — неожиданно спокойного не отвел. Смотрел прямо в глаза. Был у него, на самом деле, один вопрос, который волновал его с самого начала. С самого первого прикосновения к своей коже — чужих грубых, от оружия, пальцев.

- Ульве, почему я? - выдержанный годами вопрос, который всегда, всегда хотелось задать. Сначала — истерично, потому что было страшно, потом уж — спокойно.

Подпись автора

- Я знаю что ты приедешь. И что приедешь — не раз, - Сондре встал еще ближе, второй ладонью, накрывая чужую, ненадолго, коротко, а потом просто ткнуться носом в сбитые костяшки на ульвгаровой кисти, невесомо коснуться их губами, отстранится практически сразу же, но не отойти — вернув вторую руку снова поверх.

- Береги себя, - это был знакомый в сути своей страх. Раньше он был куда более липким, потому что был рабским. Сейчас в нем было больше тоски. Набеги — дело, все-таки, порой гиблое. Случалось нарваться на должный отпор и потерять куда больше, чем получить. Сондре хорошо помнил такие дни. В доме висела раздраженная и злая тишина. Ульвгар, хорошо, если без серьезных ран, сидел и несколько часов смотрел в окно. А Сондре стоял за его спиной — не зная что и делать. Просто потому что было страшно сделать что-то не так. Потом хозяин отмирал, жестом подзывал к себе — и дальше либо они стояли рядом, либо его утыкали мордой в хозяйские подушки. Всякое бывало.

- Но сильно израненный сюда-то не рвись, ладно? Тебя, конечно, вылечат здесь, но только плату потом потребуют с отца твоего, - страх раба потерять хозяина сильно отличается от страха свободного человека — потерять близкого. А уж ближе Ульвгара все-таки никого у Сондре не осталось.

Конь за спиной фыркал и, кажется, вполне себе счастливо щипал травку какую-то. Богиня с ней, с растительностью этой. Было что-то ужасно потрясающее в этой возможности стоять и просто смотреть другому человеку в глаза. Не отводить взгляд, не примечать малейшие оттенки изношенности чужих сапог — смотреть в глаза. И видеть в них — свое отражение.

Всегда ли он так в них отражался? Всегда ли на него смотрели так? Богиня только и знала. Сондре в прошлом редко поднимал глаза — только если приказывали. Приказывали, а не просили. А теперь — мог сам посмотреть.

Все равно ощущалась какая-то неполноценность, какая-то недосказанность. Понятное дело, язык тела да жеста многое открывал, да только все равно — чего-то словно бы не хватало. Была какая-то незавершенность, что тянула душу.

Подпись автора