Руки через прихватку держали кочергу в трескающем огне печи.
- Слушай меня, Олаф. Слушай внимательно.
Голос женщины дрожал. Она сама не понимала как её руки - худые пряльщицкие руки осилили этот подвиг, но дверь, косоватая и старая, была загорожена всей крупной мебелью, какая в хате была.
"Поменяй засов", - всё просила она мужа. - "Поменяй засов, говорю тебе! Позор же, считай с открытой дверью спим!"
"Завтра поменяю" - отмахивался муж ейный. - "Да и от кого ж ты так закрыться хочешь? Тащить нечего, смотреть не на что!"
Сейчас же он лежал богиня знает в скольки частях со своими друзьями да соседями. Ребенок, заплаканный и боящийся, жался к матерниной юбке. А она, тряслась вся крупной дрожью, немели руки и колотились, но пыталась держать голову ясной.
А за спиной баррикаду из комода, сундука, полки да шкафов лупила зверюга, и зверюга эта была очень недовольна тем, что её не пускают.
- Вылезай в окно. В комнате моей там сняты створки. Пролезешь - втиснешься. В кустах чемерицы сядешь и чтобы ни шолоху, ни шороху.
Металл в руках раскалялся, краснел.
- Пока не удостоверишься, что эта тварь отвлеклась на меня - сидишь. А потом, когда поймешь, что до меня добралась - что есть мочи лети в дом тетки Руты. Она о той неделе уехала. У неё должно быть пусто и в хате у неё есть подпол, закрывается изнутри. Спрячешься там...
Очередной звучный толчок и сундук, подпрыгнув на месте повалился на пузо. Дверь отъехала. За ней и комод. А в образовавшуюся щель уже пролезла здоровая лапа, цепляя когтями сруб стен.
Медведь выл. Выл и ревел, заполняя смрадом из пасти всю хату.
- Ты меня понял, Олаф?! Спрячешься и просидишь там, пока за тобой не придут. Неделю, если нужно. Месяц! - Женщина словно мигом побледнела. Аж как мел стала - белой-белой. Повысила голос, заставляя и парня дрогнуть: - П-понял?!!
Ещё один рывок. Она выдернула из печи своё оружие и не дожидаясь ответа ребенка как следует вжала раскаленную кочергу в звериную лапу. Рёв за дверью на мгновение отдалился, сменился на болезненный.
Как много понадобится монстру, чтобы разозлиться пуще прежнего и окончательно снести их хилую защиту?
- Иди. Сейчас же иди! - Процедила она сквозь зубы. - В окно!
Окно. Кусты. Ждать. Ждать и слушать, как в щепки разлетается дверь, как шипит тлеющая шерсть. Слушать как разлетается мебель, как с последней решимости мать материт, что свет стоит, ворвавшегося в дом зверя. Слушать как она терпит, сжимая зубы, как пытается вырваться, дальше, глубже в дом. Как кричит, сквозь агонию "беги".
Ноги сами собой довели до нужного дома. Дверь и вправду была открыта. Там и вправду не было никого. Подпол вот он, вот он люк. Он был прикрыт ковром, но теперь ковёр отброшен в сторону. Не значит ли это...
Дернул. Закрыто. Дернул снова. И всё еще закрыто. Там кто-то есть? Или его просто заело?
Руки подростка схватились обе за металл кольца. Ногами - уперся в пол. Потянул что было сил. Нет.
- Открой! Кто б там ни был, открой! - он постучал по половицам на крышке. - Там ведь места хватит, он далеко, я быстро залезу!
Постучал снова. А страх сковывал, разрастался изнутри, заставлял паниковать, трястись и злиться.
- ОТКРОЙ ЖЕ!
А крики на фоне уже стихли.
- Пожалуйста, я молю, умоляю, во имя богини, про-...
Просьбы затихли, мольбы унялись. Чем бы ни ведом был этот монстр, оно явно не хотело есть. Оно не было голодно. Оно просто хотело как можно больше смертей посеять в спокойной некогда деревне.
Под весом разъяренного зверя половицы натужно скрипели. Попытки огреть животную морду попавшимся под руку ведром оборвались металлическим лязгом в другом углу.
Он кричал. Он кричал и перед смертью своей он всё ещё заверял, что он выжил бы. Выжил бы если ему бы позволили.
Чавканье и хруст. Фырчание, неуемное, торопливое даже и рваное звериное мычание. Он драл очередную жертву точно так же, как и все остальные до неё. Как и будет драть следующие, стоит хоть чьему-то воплю, плачу или крику зацепить чуткий чудовищный слух. Выгрызал хрящи. Тяжелыми лапами только давил, рвал, держал, чтобы зубами лакомый кусок выгрызть и пустить больше крови.
Кровь. Ничего больше в голове его не способно было вести за расправой. Кровь-кровь-кровь, алая кровь. Больше крови, ведь ради неё ступил на этот путь. Больше крови, потому что ненасытен его аппетит. Больше больше, пусть её будет - море, в отместку за то, что они так трусливо и бесчестно стирали всё это из своей сплошь запятнанной истории.
Кровь растекалась лужей, цепляясь за шерсть, за когти, за ложбину шрама поперек жадной морды. Растекалась лужей и складывалась мелкими ручейками, заполняя щели неровного пола. Пропитывала одежду, ковер, наполняла воздух промерзлой хаты и сочилась сквозь. Капала каплями на нижний этаж, который был бы, на самом деле, слишком мал для такого огромного монстра.
Он жевал. Кидался на мясо, выдергивал жилы, пытался вылизывать острые края переломленных костей, в безуспешной попытке насытиться моложавым поджарым телом. Вороний крик не беспокоил, не отвлекал - они пировали с ним вместе. Были всяко куда менее переборливы, чем сам убийца.
Только насытить его этот не мог.
Издали послышался плач. Зов. Проклятья, возможно, то были - в его сторону - не важно. Медвежий слух только цеплялся за жизнь, чужую, ему ненавистную, его манящую.
"Кровь", пело сознание.
"Убей", шептал неизвестный но такой понятный язык в голове.
"Разорви", повелевали все до единого инстинкты.
Его насытит только последний.
[status]Чудовище[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/17/1c/81/811078.png[/icon][sign]и клоки шерсти лежат медью на траве
когтей следы - на древесине стен
кровавые ручьи окрашены слезами тех
кому свезло уйти...[/sign]
- Подпись автора