Перебранка, пусть и с птицей, не могла не привлекать внимание. Ульвгар, даже пытаясь напрячь окостеневшие будто мозги не сказал бы точно, сколько прошло с того дня, как он оставил родной когда-то фольварк позади. С тех самых пор он мало говорил - думал тоже не то чтобы много, по крайней мере не словом. Перебирал как песок воспоминания прошлого, каждый раз щедрой жменей отрывая от замка, что сам себе в грезах построил. Всё реже выходило с кем-то поговорить, реже выходило спокойно слушать чужие сплетни.
Так уж вышло, что дар, на кой он сам напросился, не оставлял выбора - мертвецкие вещи смотрелись совершенно иначе на том, кто горделиво везет их с набега. На безродного бродягу, грязного и хмурного, какое ни надень - всё одно. Судачили. И ладно б как за спиной, но в лицо - тоже говорили. Встречался люд, совсем уж не знакомый с какой бы то ни было хитростью, вывертом.

В нерв куда проще попасть, когда он оголен и на самом виду.

Так и выходило ведь. Деньги, пока совсем не исхудился кошель, все шли на что годилось живот согреть. Чаще, конечно, лезло пойло в рот, чем жратва. Можно ли сказать, что Ульвгар был на верном пути, чтобы спиться? Да. Но помогли неравнодушные, пусть и непреднамеренно - вытягивали из пытающегося хоть как-то устойчиво окинуть свои скромные перспективы мужика то, чем он являлся на самом деле.

"Кем правильно считать себя, медведем аль человеком - зависит от того, чего тебе больше хочется..."

Человеком быть хотелось. Человеком. Особенно остро оно ощущалось в гнетущем и жужжащем мухами поле - не боя, бойни - так как в зверском бытие светлого не было совершенно ничего. И не радовала смерть чужая. Не приносил облегчения поверженный крик, мольбы о пощаде не тешили. Не насыщала никакая кровь и плоть. Темнота. Черви. Гнилостный запах, к которому привыкаешь слишком быстро. Карканье, навязчивое, да кольца из вестников смерти над головой.

Человеком быть хотелось. Человеком. Особенно остро оно ощущалось сейчас. Когда наблюдаешь за тем, как человек разговаривает, пусть и с птицей. Наблюдаешь и глаз отвести не можешь. И даже бранное слово - теплом мелкой дрожи по телу.

"...Считай себя кем хочешь, но только уж не заблуждайся сильно..."

Старик Артис пусть и не один был в деревне-то, но определенно чаще всех там возился. Точнее точного - больше прочих болтал. Что толку от болтовни той, конечно, уже вопрос. То старые страшные сказки, то поучения без конца, то сумасшедшие бредни плешивого безумца. А может и признавать не хотелось, что свистящий флягой с полвека наверное старый шатун был куда чаще прав, чем того молодняку хотелось. У каждого об островах были свои дорогие сердцу заблуждения.

Ульвгар задумчиво ковырял вполне себе целую стойку хозяина заведения, когда рядом с ним поставили тяжелый чан с водой. Глухо ляпнул, резко, да только не скоро еще рассеется туман, коим затянуто было сознание. Недостаточно для этого было одного лишь короткого грохота рядом. Отвлекся запоздало, блеклым взглядом заискивая по чугунному дну.
На деревянной столешнице ладонь тут же угомонилась, когда вторую принялись тереть заботливые руки. Она болела, ощутимо щипала, ныла от малейшего прикосновения, а от влаги мутные бурые капли стекали вниз. Капали на пол. На ноги. Оголялись уже взявшиеся и нещадно содранные волдыри, красные пятна. Реакция на такое прикосновение - скудная. Зубы разве что сжал, бугрясь только больше выдающимися скулами. Эта боль была совершенно незначительной на фоне всего остального, давящего грузом на плечи. Лишь каплей в океане.

- ... - очередной бессодержательный вздох. Хотелось сказать хоть что-то, выдавить из себя хотя бы блядское "спасибо", которого он уже был более чем достоин. Только вот одно лишь усилие, необходимое для того, чтобы губы в нужную форму сложить, казалось непосильным.

"...И того и другого в тебе меньше от этих подсчетов не станет."

Глаза в глаза с ним, когда влажная тряпка коснулась лица. Ненадолго, мельком почти, жалкие секунды... но один единственный вдох словно смог таки наконец достигнуть дна легких. Все краски мира - блеклые, а его глаза ярки, пусть и в обрамлении кровавых брызг.

- ...

Не смог, нет. Кивнул только неуверенно, опуская глаза на плеснувшую поверхность воды. Следом опустился к котелку и сам. Пусть и изможденный с виду, пусть и явно убавивший в габаритах, но Ульвгар продолжал быть физически сильным. Без труда оторвал от пола посудину, с ней же на весу перевернул и поставил рядом ближайший валявшийся на боку табурет. Грязными каплями уже выше по рукам бежали следы совершенных грехов. Жаль только, что водой даже внешние пятна толком не смоешь...

Отредактировано Ульвгар ан Друммонд (2023-01-23 15:08:32)

Подпись автора

Ульвгар был из тех, кто вперёд общего сборища несся в баню на помывку и последний выходил. Ульвгар был из тех, кто почти что в любом возрасте из порта сухой вернуться не мог априори. Ульвгар был из тех, кто больше чем что любил без конца чесаться и плестись - Сигнен иной раз убивала часы на то, чтобы непослушные сыновы волосы как-то обуздать. Ключевое слово - был, потому что тот, кто стоял перед Сондре сейчас был словно полной противоположностью этого, и сам, пусть и не осознавая напрямую, и за это в том числе до тошноты ненавидел. Только глубже уходил в водоворот беспросветного разочарования в себе.

Не помогла вода, не помогла тряпка, которую раз за разом послушные безжизненные руки кунали в чан и старательно жали к телу. Грязные разводы, пятна, кривые почерневшие кромки оставленных отчаянными руками ран, что лежали свежим слоем поверх старых разномастных шрамов. А самый главный, что по телу - тот самый - все ж выделялся буграми кривых рубцов, вереницей следов от швов, коими пытались его удержать. Плохо заживал тогда, плохо. Настолько же и плохой след на теле остался.

На удивление белый с виду снег лег на рану едва ощутимой прохладой, но ожидаемо быстро растаял, пуская вдруг после себя обжигающее касание друидской ладони. Мимолётное - она тут же была отдернута, а после почти сразу занялась делом, но все ж было оно - приятное. Когда кроме боли у тебя ничего нет учишься и из её многообразия выделять ту, что хоть сколько приятнее.

Перевязь была сразу - белой, а секунды спустя уже мрачнела, пропитываясь мутью влаги. То в глазах, может быть, дело было, но казалась она и так неуместно светлой на собственной грубой ладони. Лишней. "Вот теперь - можно" сказал теплый голос, не давая уйти в себя снова, теряясь в линиях складок ткани, что закрывала раны.
Можно. Вправду можно, наверное, и теперь, раз есть кому перевязать. Людям свойственно же раны перевязывать, да? Промывать. Не носить на себе трофеями, не пугать ими любых проходящих... или же он не о том?

Ах да. Одежка.

Снова кивок. Только и мог он - кивать, как криво сделанное пугало, качающее дырявой бадьей, что заменяла башку, от каждого пинка. Как глупый болванчик, как наивный ребенок.
Но пусть может и кривой, глупый и наивный, может, но был он сейчас ещё явно - послушным.
Справлялись всё ж быстро убитые руки с одеждой, какую принесли. Штаны были малость шире, чем нужно, но стоило их подпоясать - сели нормально. Обувка пришлась тесноватой, да только жаловаться Ульвгар не собирался. Перебирать чужой скарб в поисках черевичек по размеру тем более. Рубаха же, сколь бы ни было со стороны прискорбно, заметно висела. Если б не врождённая ширина плеч, которую никак, иль увы иль к счастью - не скроешь, то даже умом какой тронувшийся бы сообразил, что ну точно взято было с чужого плеча. Не так давно она б едва ли была богатырски сложенному воину впору, а сейчас..

Всё одно, на самом-то деле, сейчас. Уже какая-никакая ткань поверх едва ли помытого тела - уже тепло. Какие-никакие сапоги на ногах - уже защита. Какая-никакая птица подле сидит и гомонит недовольно, не хочет здесь быть будто - уже в новинку.

А самое главное что рядом - Сондре. Настоящий. Живой. Будто бы совсем уже сошедший с ума - но от этого ещё больше живой.

Ноги сами выволокли на улицу, на свет все больше поднимающегося солнца. Вроде как добросовестный ворон за спиной громче пущего закаркал, но в самом деле Ульвгар словно раз через два был способен уловить эти звуки. А в тишине иной раз - мерещились. Треклятые вороны.

Не отходил дальше порога, нет. Благоразумие очень торопливо отступало в голове назад. Медведем он, может, и был свирепым, сильным, безжалостным, а человек под его гнетом сделался озлобленный и слабый. Слабый настолько, что своим желаниям сопротивляться сил никаких и в помине не было. Да и, правду сказать, желаний то особо никаких доселе почти что и не было, из тех, что исполнимы были. Сейчас - хотел быть рядом. Слышал позади, что сам Сондре плещется, в попытках и собственный вид хоть малость приладить. Показалось вдруг что лучше не маячить на фоне. Пускай.

Вместе с желанием быть, просто быть, где-то внутри едва ощутимо теплилась искра надежды. Под зашедшейся трещинами недельной корой из гнева, сомнений и стонов, что покрыла сердце - надежда. Надежда, что может быть лучше.
Понятно, что погаснет она, стоит оставить ещё одно место, когда-то живое и даже приветливое, позади. Что удавит её гнусное "и не такое могу испортить, сгублю, пожалеет" беспощадными лапами.

В эту самую секунду, чувствуя непривычное покалывание где-то на глубине, явно его чувствуя, хотелось вдохнуть полные лёгкие снова. Попытаться.

Отредактировано Ульвгар ан Друммонд (2023-01-24 01:07:47)

Подпись автора